Александр Дюма-отец на Коневце
Путешествие Александра Дюма-отца по России длилось со второй половины июня 1858 по февраль 1859 года. Официально А.Дюма приехал в Россию по приглашению известного мецената графа Г.А.Кушелева-Безбородко (1832—1870 гг.). Свое путешествие по России Дюма описал в семитомном сочинении «Впечатление о путешествии в Россию», которое печаталось впервые в еженедельнике «Монте-Кристо» в течение 1858—1862 гг. девятью выпусками по 100 страниц каждый. Книга выдержала несколько изданий на французском языке. На русский язык не переводилась.
[ . . . ]
Я проснулся в четыре часа утра: судно, которое, подобно почтовым лошадям, совершало один и тот же путь, приближало нас точно к Коневцу даже и без компаса.
[ . . . ]
Я был немного заинтригован, когда, открыл глаза, увидел сквозь бледные сумерки Севера, похожие на прозрачный туман, озеро, изощренное многочисленными черными точками. Эти точки были не что иное как головы монахов, которые сидя по горло в воде, тянули огромную сеть.
Их было по меньшой мере шестьдесят человек.
Эта ночь была как бы исключением из обычных холодных ночей, так как в воздухе парила изнуряющая и тяжелая духота. Мы были в ста шагах от берега; капитан почему-то не спешил пришвартовываться. Ничего никому не говоря, я скинул свои вещи, сложил их в угол и прыгнул через борт в озеро.
Я купался в самых крайних точках Европы — в озере Гвадалквивир, на краю Европы, но теперь я был не прочь покупаться на другом краю этой самой Европы, в Ладожском озере, все это мысленно составляло чудесный треугольник, включающий еще и залив (бухту) Дуарненец, в которой я тоже когда-то купался. И чтобы превратить этот треугольник в четырехугольник, я пообещал себе искупаться еще и в Каспийском море, как только представится такая возможность.
Монахи Коневца были очень удивлены, увиден, что любопытный, представший в костюме Адама до грехопадения, тщательно наблюдает за результатом их ловли перед тем, как спрыгнуть в воду. Их сеть, представляющая собой огромный невод, содержала тысячи маленьких рыбешек, больше всего похожих на сардины, но меня больше всего поразило то, что два конца полукруга из сети были привязаны к двум лошадям. Таким образом нужно было только поддерживать сеть, так как самую трудную миссию выполняли лошади.
[ . . . ]
Пришло время высаживаться на берег. С корабля на насыпь выкинули толстую доску, и наконец-то мы казались на земле.
Вчерашний обед, более чем скромный, и мое утреннее купание — все это вместе взятое разыграло во мне ужаснейший аппетит.
Мы направились к постоялому двору монастыря, который прославился тем, что был местом отдыха большого количества паломников.
Нам приготовили завтрак, из которого съедобной была только рыба, которую, как мы видели, ловили монахи.
[ . . . ]
После завтрака мы спросили, какого рода экскурсию мы можем сделать на острове.
Нам ответили, что интереснее всего было бы проделать небольшое путешествие к каменной лошади.
Это напоминало какую-то традицию, и по этой причине для меня оно таило привлекательность.
Мы взяли с собой гида и отправились в путь, который проходил через кладбище монастыря.
Если говорить о природе на Коневце и Валааме, то нужно отметить, что эти острова более богаты озерами, чем лесами.
В существующих лесах чаще всего встречаются такие породы деревьев, как сосны, березы, липы, осины, платаны, клены.
Покинув кладбище, мы вышли на аллею, которая заключала в себе что-то величественное. При входе в аллею стоял огромный греческий крест, нам сначала показалось, что он был из серебра, так как под лучами солнца он как бы пылал огнем. Но, подойдя поближе, мы убедились, что крест был сделан всего лишь из плоского белого железа.
На вершине небольшой горы расположилась церковь, дорога, идущая от нее, как бы переливается необыкновенными цветами: дымчатыми и голубоватыми, которых я никогда еще не видел, и может быть, именно это великолепие предопределяет мечтательность и задумчивость финской поэзии. Слева от нас простирались пшеничные поля, на которых выглядывали бледные васильки. Справа пустынная степь издавала одурманивающий запах соломы, приятный для тех, кто провел свое детство в деревне и привык к таким резким запахам.
Мы пошли немного левее и после того, как пересекли пшеничное поле, вошли в лес. Вдруг, когда мы прошли лишь одну версту, мне показалось, что у нас под ногами нет земли, настолько почвенная поверхность быстро изменилась. Я еще никогда не видел подобного, находясь в России. У меня было впечатление, что мы попали в Швейцарию (действительно, природа острова Коневец настолько потрясающа, что даже оригинальный, но рано умерший и полузабытый поэт конца XIX века Иван Иванович Ореус (1877-1901 гг.) взял себе новую фамилию Коневской. У него есть прекрасное стихотворение «С Коневца», 1898 г. В.Я.Брюсовым написана статья, посвященная творчеству И.Коневского «Мудрое дитя»).
Мы стали искать возможность спуститься в овраг, из которого исходили какая-то непонятная свежесть и прозрачные тени, гид указал нам на деревянную лестницу, состоящую из ста ступенек, мы быстро по ней спустились и оказались на дне чудеснейшей поляны, красоту которой невозможно ни описать пером, ни нарисовать. Деревья всей своей мощью стремились ввысь, стараясь вобрать в себя лучезарное солнце, они возвышались, как колонны в храме, стройные, прямые и смелые, а кроны их служили сводом этому величественному храму. Солнечные лучи, рассеянные этим сводом, превращались в золотой дождь, земля казалась охвачена жидкими и струящимися потоками света, в то время как в глубине голубая атмосфера теряла свою прозрачность и напоминала цвет Лазурного грота.
Посреди этой долины возвышается огромная скала, на вершине которой возвели маленькую часовенку в честь святого Арсения.
Те сведения, которые нам удалось вытянуть из нашего гида относительно каменной лошади и святого Арсения, говорили о том, что каменная лошадь является символом жертвоприношений лошадьми, которые делали древние финны до принятия христианства. Что же касается святого Арсения, то мы узнали только то, что он был страдальцем и умер в муках.
Нигде в мире я не видел такой тучи омерзительных насекомых. Мы не могли оставаться на одном месте ни минуты, чтобы туча насекомых не облепила нас со всех сторон, а когда мы были в движении, каждого преследовала своя туча насекомых, и казалось, что каждый имеет свою собственную атмосферу.
С первых же атак насекомых я стал отступать к лестнице и достиг более высокого места. По мере того, как я поднимался, мои «приятели» стали меня покидать». Выйдя на освещенное место, я совсем от них отделался. Через некоторое время мои спутники стали меня догонять, и мы вновь зашагали по дороге около монастыря.
Наш корабль остановился здесь именно в то время, когда паломники занимались своими благочестивыми делами, у нас была возможность не только посетить остров, но и, взяв лодку и ружье, отправиться на охоту.
Я уже не помню, где я прочел, что окрестности острова населены тюленями какой-то мелкой породы, настолько мелкой, что их можно было убить даже палкой. Но так как я не абсолютно доверяю тому, что я читал, я решил захватить с собой вместо палки ружье, правда, и оно мне иногда служило чем-то вроде палки.
Вдруг мы заметили нескольких огромных тюленей, огромных, как котики, и черных, как бобры, которые, увидев нас своими круглыми огромными глазами, поспешили уплыть в озеро. Ни один из них не осмелился приблизиться на расстояние выстрела. Это — предостережение охотникам, которые хотели бы убить тюленя на Ладоге.
Мы вернулись к пяти часам, чтобы пообедать, но наш обед был очень похож на завтрак.
И вдруг мне пришла в голову фантазия опять искупаться в восемь часов вечера, так как недавнее мое утреннее купание оставило чудесные воспоминания.
Погостив у князя Кушелева, я впервые узнал, что такое русские кровати! Мне казалось, что ничего на свете не может быть жестче его кроватей. И только на Коневце я убедился, что я ошибался. Теперь я стал пропагандировать теорию, что коневецкие кровати самые жесткие на Севере, и сам чистосердечно в нее поверил. Мне было предназначено потерять эту последнюю иллюзию в Киргизии».